Александра Петрова
Взрыв возмущения, вызванный первоначальным правительственным проектом реформы науки, относительно утих после того, как Минобразования признало необходимость обсуждения реформы с руководством РАН. Значит ли это, что академики, получив такую «подачку», успокоятся и позволят реформировать науку по первоначальному сценарию?
Будет ли это обсуждения «закрытым» совещанием с отдельными представителями научной среды или пройдет как публичная дискуссия? Сыграет ли мнение представителей науки решающую роль или так и останется «добрым советом» мало прислушивающемуся к голосу разума государству? Эти и еще ряд вопросов вызывает ряд законопроектов, затрагивающих положение ученых и научно-исследовательских организаций.
Судя по выступлению директора Института философии, академика РАН В.С.Степина в пресс-центре РИАН 05.11.04, представители академической среды настроены защищать отечественную науку, в первую очередь, структуры РАН, причем, не смотря даже на более чем лояльное отношение к российской власти. Консультации в администрации президента академики восприняли как приглашение к диалогу и намерены этот диалог развивать. Вопрос в том, насколько этот шаг будет действительно диалогом для власти.
Пока же, судя по опыту проведения других реформ, власть проявляет себя исключительно монологически, т.е. чужие голоса, даже если и слышит, то прозвучать им открыто в своей политике не позволяет.
Власть диктует следующее описание науки. Наука должна быть независима, автономна, самостоятельна, а не висеть тяжким грузом на шее государства. Совершенно верно, что наука должна быть самостоятельна, и независима от вмешательства государства. Государство не должно вмешиваться в распределение средств в науке, и, тем более, в содержание научного знания. Но наука ни в коей мере не является «тяжким грузом на шее государства». Во-первых, ни одно государство в мире не предлагает такую постановку вопроса: научными достижениями гордятся, в них вкладывают огромные средства, в первую очередь, государственные, потому что именно государство как публичная инстанция (не частное лицо со своими сиюминутными интересами!) может и должно поддерживать науку и получать от этого символическую и материальную выгоду в долгосрочной перспективе, т.е. делать такие долгосрочные инвестиции, на которые не способен бизнес, но от которых получают выгоду все представители общества. Во-вторых, говорить, что наука — тяжкий груз — кривить душой. Государственные расходы на науку в расчете на одного человека еще в советские времена составляли в 12 раз меньше, чем в США, а сейчас они еще сократились. Так что наука нашему обществу дается практически даром и до сих пор существует во многом за счет энтузиазма. И при этом во всем мировом научном сообществе высоко ценятся как сами российские ученые — их часто приглашают работать в другие страны, — так и их разработки.
В-третьих, науку скорее вообще нужно считать не грузом, а одним из немногих поплавков, за счет которых еще как-то держится престиж государства: у нас пока есть государственная наука, государственное образование и здравоохранение, поддерживаемый, хотя и плохо, со стороны государства ВПК (первые четыре области государство пока воспринимает как нечто для себя чуждое), армия, чье положение может пока и не лучше, но по планам государства должно измениться, и с другой стороны аппарат правоохранительных органов и чиновничества, которых государство холит и лелеет. Условно говоря, пока у государства есть не только крепкий кнут, но еще хотя бы невкусный и заплесневелый пряник и, а в перспективе оно собирается от этого пряника избавится под тем предлогом, что он все равно нехорош, и остаться только с кнутом. То есть от государства у нас остается только репрессивный аппарат, выкачивающий налоги из общества. Но это уже, в общем и целом. А пока стоит вернуться к реформе науки.
Так вот, предлагаемое государством описание науки не просто нелепо (по крайней мере, в видении отношений между государством и наукой), оно не принимается научным сообществом. Например, академик В.С.Степин категорически опровергает миф о необходимости реформы Академии вследствие ее «экономической невыгодности». Во всем мире продажа знания дает огромный доход, например, из 3 трлн. долларов, которые получает Америка от мирового рынка, около 800 млрд. дает продажа «ноу-хау». Оценить стоимость разработок, производимых в рамках Академии наук, государство пока не пыталось, и тем более, - способствовать развитию промышленности, которая эти разработки бы могла востребовать. И обвинения ученым в том, что они не внедряют свои разработки, не менее абсурдны, нежели заявления о том, что рабочие, которые производят самолеты, должны сами эти самолеты и продавать. А вот если их заставить этим заниматься, или тем более приватизировать (если даже допустить, что приватизировать будут сами коллективы научных работников) имущество Академии и управлять им, то они либо не смогут заниматься своим непосредственным делом — наукой, либо будут плохими хозяйственниками. Так что все-таки здесь следует признавать необходимость разделения труда.
Второй важный вопрос, который ставит реформа Академии, это ее собственность. Вот уж где есть очень заинтересованные стороны, чтобы эта реформа все-таки прошла и прошла как можно быстрее и незаметнее! И как можно с меньшей оглаской… Ведь на балансе Академии земля и здания, а в Москве это по большей части находится в центре города, по Ленинскому проспекту, так что тихо приватизировать за бесценок помещение института, провести небольшой ремонт и организовать на месте лабораторий гостиницу или казино будет более, чем выгодно. Только вот выгода эта сиюминутная, и достанется совсем немногим. А вот сам институт — сообщество думающих и производящих новые знания, — уже восстановить будет невозможно.
Так что реформа Академии несет множество опасностей, и опять же, по опыту предыдущих реформ, она, скорее всего, пойдет по наиболее болезненному сценарию. Будут ли обсуждать ее проект только в правительстве, пригласят ли на закрытые заседания нескольких академиков, или же ее будут более широко обсуждать во всем академическом сообществе…?
